Сколько бы мы ни пыжились, сколько бы ни занимались спортом и какие бы таблетки для долголетия ни пили, сколько бы ни дышали свежим воздухом, гуляя с собакой, – конец всех ждет один.
У каждого есть свой эталон. Кому-то хочется всю жизнь пролежать на боку, жаловаться, бурчать: «Вот, зарплата маленькая, а солнце мало светит». Мне же хочется радоваться жизни. Проживать каждый день как последний. Проснулся – руки-ноги на месте, голова не на тумбочке, и это прекрасно. Спасибо Всевышнему, что дал возможность наслаждаться жизнью.
Жизнь прожить по-разному можно. Например, Александр Пушкин: умер в 37 лет, а сколько всего сотворил. Или Михаил Лермонтов. Или Александр Македонский, который к 20 годам уже полмира завоевал. А на некоторых 27-летних посмотришь – они только кровать за собой заправлять научились. Поэтому я считаю, что возраст в паспорте не важен. Важен потенциал.
– Вы как-то сказали, что хоть и были отличником, но медаль не получили, так как в десятом классе стали «выступать за справедливость».
– Справедливость должна быть внутри. Чтобы ты сам для себя был справедливым, потому что Всевышнего не обманешь. Если ты сделал что-то плохое, то, как бы внешне не показывал, на самом-то деле все прекрасно понимаешь. А про внешнюю несправедливость... Наш мир несправедлив, я на своей шкуре это много раз ощущал: и в школе, и на улице в детстве.
Но я всегда лез в драку, защищал слабых. Защищал кошек и собак. У меня, наверное, обостренное чувство справедливости. Всегда что-то доказывал, кого-то защищал: в школе, в армии, на заводе.
– Почему победитель олимпиад и отличник после школы пошел на завод?
– Доказать себе, что я могу. Self made man. В школе я добился всего, выиграл все олимпиады и даже всесоюзную пушкиниану. У меня было льготное место в МГУ. Многие институты меня отрывали с руками. Но мне захотелось посмотреть, что из себя представляет завод.
У нас был завод «Звезда», куда мы однажды ходили на экскурсию. А это были 70-е годы – им рабочих всегда не хватало. И вот мы, уже выпускники, идем с моим другом Саналом по городу, встречаем директора завода, а он и говорит, что ждет у себя. На «Звезде» отработал я год до армии, а после нее – еще где-то полгода. Потом уже поступил в МГИМО.
Я против того, когда родители навязывают детям, которые еще не определились в жизни, куда им идти и что делать. Я благодарен своим родителям, что они так не поступали. Мама – ей сейчас 84 года, и она до сих пор работает ветеринарным врачом – хотела, чтобы я пошел по ее стопам, но не навязывала мне этого.
Я не считаю, что, работая на заводе, зря потратил время. Потому что долго не мог определиться, чего хочу. В 17 лет еще не знал, кто я. Технарь или гуманитарий? Шахматист или боксер? Ведь я был и чемпионом Калмыкии по шахматам, и чемпионом города в своем весе. И вот я решил не искушать судьбу, а ненадолго отойти в сторону, и устроился на завод. Где уже через два месяца я перевыполнял план.
 – Чем вы занимались на заводе?
– Делал регуляторы теплового баланса. Нужно было спаивать детали – по 15 штук за смену. В скором времени я делал уже под 20, и меня назначили командиром комсомольской бригады. Кстати, именно там я открыл свой первый шахматный клуб.
Как-то я принес шахматы. Замначальника цеха гальваники позвал главного технолога, мы поговорили, и оказалось, что можем из остатков пластика делать фигуры. Сначала себя, а потом всех снабдили. Сидели, играли в шахматы на заводе, а пресс клепал фигуры. Доски же делали картонные – заказывали в местной типографии.
– А что за история была, когда вас исключили из МГИМО за «распитие спиртных напитков в общественном месте»?
– Общественное место – это ленинская комната в общаге. С тех пор я не люблю отмечать день рождения. Это было 3 апреля, 1988 год, суббота. А с 1986 года шла борьба с алкоголем: водка по карточкам, комсомольские безалкогольные свадьбы, вырубались виноградники.
Я жил в одном номере с афганцем – Абусаидом. Он отлично готовил плов. Приготовил он его и тогда. К нам начали подтягиваться ребята после занятий. А у иностранцев еще и была возможность заходить в свои посольства и спокойно брать алкоголь. Венгры принесли вина, немцы Люц и Йоргшрайбер принесли шнапс, кто-то – залежавшуюся бутылку сибирской водки. И так спонтанно люди приходили и приходили. Саид даже еще пару кастрюль плова приготовил! И места перестало хватать – комнатка была маленькая, а нас уже больше 20 человек.
Под нами была ленкомната, где проводили совещания студенческого совета: портрет Ленина, длинный красный стол. Когда приехал сын президента Афганистана Бабрака Кармаля, мы переместились туда. А потом кто-то тайком достал фотографии нашей встречи и отнес в КГБ. Написали жалобу: распивают спиртные напитки, много иностранцев, а Кирсан, видимо, шпион, работающий на афганскую и индийскую разведки.
Меня вызвали на улицу Дзержинского. «Какой пример ты показываешь комсомольцам?», – спрашивали, хотя комсомольцы больше меня употребляли. Исключили из института, из партии. Это МГИМО – конкуренция у выпускников большая, вот и решили так от меня избавиться. Потом, правда, решение поменяли на строгий выговор.
– И вы после этого случая писали письма Горбачеву, Шеварднадзе, председателю КГБ СССР.
– Да, я пытался так доказать, что я не на площади Ленина распивал алкогольные напитки, а в общежитии и в нерабочее время. Я считал, что я прав. Профком единогласно проголосовал за то, чтобы оставить меня в институте, а меня отчислили. Я доказывал, что это было сделано незаконно.
– Простили тех, кто на вас донос написал?
– В КГБ сразу сказали мне, кто это сделал. Они же с нами там были. И плов ели, и пили. Потом один из них даже обращался ко мне за помощью, чтобы я замолвил слово, – у меня появились к тому времени связи. А зла я не держу: было и было. Даже спасибо им за урок.
В итоге, письма мои дошли и до Горбачева: летом создали специальную комиссию, осенью восстановили в университете. А до этого меня выселили из общежития, и я перебрался к знакомым лимитчикам в трамвайное депо. Даже на работу туда предлагали устроить... Вот я из депо и ходил в ЦК КПСС, КГБ, МИД. Боролся.
– Почему вы решили поступать именно в МГИМО?
– Я прочитал книгу Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры». Известный журналист-международник написал красивую книгу о Японии. Я подумал, что иероглифы – это интересно. Меня всегда притягивало что-то неизвестное. И, отслужив два года в армии, в Северо-Кавказском военном округе, в полку связи, придя туда простым солдатом, а закончив в звании сержанта, я решил поступить туда, где смогу выучить японский язык. Ну и, опять же, хотелось себе доказать, что простой калмыцкий парень может поступить в якобы блатной МГИМО.
–Чего вы добились на посту президента Калмыкии, который занимали 17 лет?
– Калмыкия тогда находилась на последнем месте по количеству дорог с твердым покрытием среди регионов бывшего СССР. Иногда расстояние в 60 километров преодолевалось сутками. Можно было застрять в степи и остаться ночевать там. Я приезжал в Москву к Гайдару просить деньги, а он отвечал, что у нас шахтеры касками стучат, кушать нечего, «а у тебя хоть овцы есть там».
Я начал искать деньги, привлекать инвестиции, и не взял ни одного рубля, ни одного, из дорожного фонда Российской Федерации. Тысячи километров дорог, которые появились в Калмыкии, построены за счет привлечения спонсоров и инвесторов.
То же самое – с газификацией. До моего прихода лишь 10% было газифицировано. Районы целые без газа были. Доказал Алексею Миллеру в «Газпроме», что необходимо наладить. Я ему благодарен. В итоге, мы сделали целую программу. Сейчас почти полностью Калмыкия газифицирована.
Там не было ни театра, ни стадиона. Я построил драматический театр. Построил стадион с лучшим в стране футбольным полем на тот момент. Спросите любого тренера – хоть Газзаева, хоть Романцева. Не было гостиниц – а сейчас современнейшие. Не было ни одного буддийского храма, ни одной православной церкви на территории Калмыкии. Сейчас – десятки храмов и самый большой в Европе буддийский храм. 
– Вы чувствовали скептическое отношение к себе, когда в 30-летнем возрасте возглавили республику?
– Конечно. Говорили: мол, а что может сделать пацан? Это же Юг России, небольшой регион. Кланы, родственники кругом. И мне пришлось ломать, с трудом продвигать реформы. Я чувствовал, что для реформации нужна вертикаль власти, а ее не было. Был громоздкий аппарат, с полусотней министров. Знаете, сколько я их оставил? Пять. Заседания правительства у меня проходили по часу – никакой говорильни не было. Я дал понять, что надо работать. Надо было дороги строить, газ проводить, поголовье скота увеличивать.
Мне было тяжело в 30 лет. Опыта не было необходимого. Но были амбиции. Хотел доказать, что можно эту богом забытую республику открыть для мира. А завистников было много. Журналисты постоянно ерничали. «Аргументы и факты» в 1998 году написали огромную статью на первой странице: «Построит ли Кирсан Нью-Васюки?». А я через полгода построил, шахматную олимпиаду провел и памятник Остапу Бендеру поставил. И даже проспект Остапа Бендера у нас появился. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Вы как-то сказали, что за годы президентства потратили на развитие Калмыкии $300-400 млн. из личных средств.
– Да, это так. Это были мои деньги и деньги моих друзей-инвесторов. В 1993 году даже некоторое время зарплаты учителям, врачам я платил из собственных средств. Покупал автомобили для скорой и для милиции. Около ста машин купил. Церкви, дороги, театр – все построено на деньги не из бюджета.
City chess построил – Красную Поляну к Олимпиаде строила вся страна, City chess к шахматной Олимпиаде построили мы с друзьями. И я отдал это народу. Я сам построил стадион, вывел «Уралан» из второй лиги в высшую, где он обыгрывал чемпиона – московский «Спартак». Наш игрок Алексей Смертин стал капитаном сборной России, а Леонид Слуцкий, тренировавший дублирующий состав, – ее главным тренером. И все это – не фантастика.
– Вы общаетесь со многими мировыми лидерами. Общались и с теми, кого называли террористами, диктаторами. Речь о Саддаме Хусейне, Муаммаре Каддафи. Почему вас не смущала их репутация?
– Я всегда общался с лидерами стран, с президентами, которых избрал их народ. Плохие или хорошие – я не задумывался. Хусейн долгое время дружил с США. Когда была ирано-иракская война, кто ему оружие давал? Он был любимым гостем Соединенных Штатов. Или госсекретарь США Кондолиза Райс была любимым гостем в палатке Муаммара Каддафи.
У той же палатки премьер-министр Италии Берлускони целовал Каддафи руки, потому что получал газ со скидкой. Каддафи с удовольствием принимали в Лондоне на Даунинг-стрит, когда он подписывал договор на $10 млрд. на покупку оружия. Ангела Меркель с ним взасос целовалась. И я подумал, почему бы нам не провести чемпионат по шахматам, и в 2004 году провели там. Он любил и поддерживал шахматы, развивал этот предмет в школах. Хусейн также был поклонником шахмат, провел чемпионат азиатских стран.
Сейчас президент США Дональд Трамп признал, что американская военная операция на Ближнем Востоке была одной из главных ошибок. И где гарантия того, что нобелевского лауреата Барака Обаму завтра не будет судить Гаагский трибунал за преступления и убийства в Афганистане, Ливии, Сирии? Может, он будет сидеть, как Милошевич.
– Сейчас у вас тяжба с Минфином США. Как обстоят дела и есть ли уверенность, что «победа будет за нами»?
– Победа будет за мной, за нами, за моей командой. Когда меня включили в санкционный список, я сказал, что это несправедливо. В связи с переменами в руководстве страны они (Минфин США) два месяца молчали, но сейчас снова вступили в диалог. Мои представители выступали в Минфине. Я продолжаю требовать исключения меня из санкционного списка, хотя это никак не мешает мне выполнять свои обязанности.
Практика показывает, что все, кто идет против моей правды, со временем разрушаются. КГБ меня пытались наказать незаслуженно – их нет. Меня исключали из партии, но вскоре весь Советский Союз развалился. Я иду напролом. И США развалится, а я дальше пойду.
– Если победите в тяжбе с Минфином США, куда направите выигранные деньги?
– Мне уже неважно, сколько они заплатят. Доллар или 50 млрд. Нужны извинения. Мы создали благотворительный «Kirsan Fund», который будет направлен на поддержку демократических преобразований в США и во всем мире. Фонд уже зарегистрирован в Вашингтоне. Также он будет работать по таким направлениям, как шахматы в школы, шахматы в деревню, шахматы в каждую семью, шахматы для людей с ограниченными возможностями.
Такие же фонды будут открыты в Европе и Южной Корее. И они будут больше гуманитарными, а не чисто шахматными. Можно сказать, это будет фонд анти-Сорос. Он же работал в поддержку цветных революций, на разрушение. А фонд Кирсана будет направлен на созидание. И работа по созданию этого транснационального фонда уже идет.

Источник