30.11.2015

Шахматы против войны

Недавно я отметил 20-летие работы на посту президента Международной шахматной федерации. В пределах человеческой жизни – срок немалый. Для древней игры, насчитывающей не первое тысячелетие своей истории, – всего лишь миг. Но все же, можно попробовать осмыслить то, что пережито и понято за последние годы.

Прилетев 23 ноября 1995 г. в Париж, я меньше всего думал о том, чтобы возглавить ФИДЕ. Я собирался выступить на Генеральной Ассамблее в поддержку Элисты, как места проведения XXXIII Шахматной Олимпиады-1998. Готовил речь, думал, что расскажу о строительстве Сити Чесс, о том, как Калмыкия собирается встречать лучших шахматистов со всей планеты…
Вместо этого, я оказался в эпицентре бушующих страстей. В ту пору Федерацию изрядно штормило: перетягивала на себя одеяло «Профессиональная шахматная ассоциация», созданная Гарри Каспаровым и Найджелом Шортом; ФИДЕ была в шаге от банкротства.
В такой тяжелой обстановке, российский гроссмейстер Анатолий Карпов и президент Шахматной федерации Франции Башар Куатли пришли к выводу о необходимости заменить на посту руководителя ФИДЕ Флоренсио Кампоманеса, который достиг почтенного возраста, кем-то помоложе. Например, тем же Куатли.

Об этом я впервые услышал от самого Кампоманеса, а позже Карпов и Куатли рассказали мне о своей идее. Вот только получалось у них не все: немногие поддерживали Куатли.
Дальше события стали развиваться по неожиданному для меня сценарию. Кампоманес вдруг сообщил мне, что намерен подать в отставку и предложить Генассамблее мою кандидатуру. Карпов и Куатли долго думали. Но, в конце концов, тоже осознали, что моя кандидатура станет лучшим выходом из сложившейся ситуации.
Но даже и такой выход устраивал не всех. Против выступила Российская шахматная федерация. Юрий Авербах возражал из-за того, что моя кандидатура возникла внезапно, ее никто не обсуждал. Утром пришла телеграмма от президента РФ Бориса Ельцина, где он высказался в мою поддержку. В итоге, российская делегация все равно голосовала «против», оставшись единственной, кто не проголосовал «за».
Ни тогда, ни сейчас я не испытывал и не испытываю ни удивления, ни обиды по этому поводу. Человек – вообще существо противоречивое, а уж шахматист – и подавно. Однако, когда мы говорим о причудах великих шахматистов, надо помнить одну тонкость. Шахматы – уникальный инструмент, не только оттачивающий интеллект человека, но и подспудно делающий более выпуклыми, яркими все грани человеческой сущности.
Недаром, нанимая соискателя на работу, Уинстон Черчилль неизменно интересовался – играет ли он в шахматы? На первый взгляд, какая разница, проводит ли кто-то свой досуг за шахматами, или за домино? Но так Черчилль определял, способен ли человек просчитывать последствия своих и чужих действий хотя бы на пару ходов вперед. А именно этому и учат шахматы.
Шахматы дают намного больше, чем совершенствование в самой игре. Яркий пример – Михаил Ботвинник. Он – не только прославленный шахматист, но и выдающийся ученый, по чьим методикам до сих пор работает Росстат, и чьи идеи легли в основу шахматных компьютерных программ.
Можно вспомнить и Василия Смыслова – чемпиона мира, замечательного ученого и великолепного певца. Но главное – это были интеллектуальнейшие и культурнейшие люди. То же можно сказать и об Александре Алехине, Тигране Петросяне и других великих шахматистах. При таком большинстве гениальные оригиналы, вроде Роберта Фишера, выглядят понятным и вполне приемлемым исключением.
В среднем же – и я думаю, со мной многие согласятся – способность играть в шахматы уже гарантирует, что человек вдумчив, терпелив и уравновешен. Никто ведь не станет называть шахматы игрой для слабоумных.
Однажды я использовал это убеждение, чтобы опровергнуть мифы о Муаммаре Каддафи. Когда я встретился с ним 12 июня 2011 г., он довольно долгое время не показывался миру – не выступал перед журналистами, не делал заявлений. Пресса была переполнена разными версиями: одни писали, что Каддафи умер, другие – что он сошел с ума в одном из своих секретных бункеров.
И вот тогда я предложил ему сыграть. Шахматы нашлись в том же помещении, где мы встретились. Мы сели за игру, и еще до того, как мы закончили партию, кадры с ней облетели весь мир. Всем стало ясно: Каддафи жив и вполне нормален для того, чтобы можно было с ним договариваться.
К сожалению, та партия не смогла ни прекратить бомбардировки Ливии, ни изменить судьбу самого Каддафи. Но я верю, что шахматы могут остановить войну. Об этом существует немало легенд.
Одна из них, индийская, гласит, что, когда поссорились и пошли войной друг на друга соседствующие раджи, их земли пришли в запустение – ведь все мужчины были призваны в армию. Советники обоих дворов понимали бессмысленность конфликта, однако не могли отговорить противников от кровопролития.
Когда армии сошлись на поле боя, стало ясно, что силы раджей равны, и предстоит кровавая мясорубка, в которой не будет победителей. И тогда одному из мудрецов пришла в голову отличная мысль: он шепнул своему сюзерену, что его противник – непревзойденный шахматист.
Раджа, который и сам играл так, что никто не мог его победить, тут же воспылал желанием проверить это. Посреди поля боя поставили шатер, куда принесли доску дорогого дерева и фигуры, искусно сделанные из золота и драгоценных камней…
Шахматные партии, особенно если играют изощренные в этом искусстве люди, быстро не заканчиваются. А, как выяснилось, силы противников были равны и в этом. Дни тянулись за днями, партия шла за партией – ни один не мог сломить соперника и не желал уступить ему.
Войска стояли в ожидании неделю, другую... а когда недели сменились месяцами,  воины стали расходиться. Вот так война и закончилась, даже не начавшись.
Легенда не говорит, стали ли двое раджей друзьями и хорошими соседями. Но она дает понять, что в той войне два царства не погибли. И потому мне непонятны голоса тех, кто сейчас выступает против проведения женского чемпионата во Львове, мотивируя свою позицию гражданской войной на Украине.
Я настаиваю, что решение о проведении первенства именно во Львове было четко просчитанным и выверенным. Львов некогда был шахматной Меккой СССР, здесь сохранилась сильная шахматная школа. В конце концов, здесь родилась Мария Музычук, талантливая шахматистка, которая в упорной борьбе завоевала звание чемпионки мира.
Между тем, с середины 80-х гг. прошлого века во Львове не прошло ни одного значительного шахматного события. И местные ветераны стали забывать, что такое большие шахматы. Я считаю, это неправильно и несправедливо.
Более того, я хотел бы напомнить девиз ФИДЕ: «Gens una sumus» – «Мы – одна семья». А это значит, что мы должны пропагандировать, продвигать шахматы по всему миру. Невзирая ни на какие обстоятельства.
Возможно, кто-то видит в таком шаге стремление добиться неких политических целей. Это не так. Шахматы – вне политики. Конечно, кому-то мои шахматные партии с Каддафи и Башаром Асадом могут не понравиться. А, возможно, кто-то просто пытается заработать, выдавая желаемое за действительное. Ну, что ж. Каждый ест свой кусок хлеба.
Ни для кого не секрет, что те, кто продвигает глобальные идеи, не могут не нажить недоброжелателей. Почти наверняка нажил их и я. И неудивительно, если они найдутся среди влиятельных бизнесменов и высокопоставленных политиков. И тем, и другим нужны «народные массы», «идеальные потребители», которые бездумно покупают то, что предлагает реклама, и безропотно голосуют за то, что навязывает пресса.
А вот нам в ФИДЕ, напротив, нужны люди мыслящие, понимающие последствия своего выбора. Наш главный проект – «One billion chess players – one billion clever people», «Один миллиард шахматистов – один миллиард умных людей», успешно развивается (сейчас по всему миру играют в шахматы около 800 млн. человек). Не исключаю, что кто-то решил: если дискредитировать Илюмжинова, то и проект заглохнет сам собой. Напрасные ожидания…
Я сомневаюсь, что люди, протестующие против моих встреч с Каддафи или Асадом, против матча во Львове, играют в шахматы. Повторюсь, шахматы учат просчитывать ходы, предвидеть последствия действий, взвешивать все их плюсы и минусы. Те, кто этого не делает, рискуют оказаться, как минимум, в глупом положении.
Именно по этой причине я не стал выдвигать свою кандидатуру на выборах в ФИФА. Хотя, не скрою, во многих странах, где я бывал по делам, мои друзья – президенты, министры спорта, руководители национальных футбольных ассоциаций – советовали мне это сделать.
Ярче других свою позицию сформулировал президент Никарагуа Даниель Ортега. По его словам, в федерации футбола «все заскорузло», нужно все ломать и строить заново. А в таком деле не обойтись без свежего человека. «У тебя все получится, – убеждал он меня, – надо только поломать коррумпированную бюрократическую систему. Ты это уже проходил в ФИДЕ, где тебе удалось навести порядок».
Ортега по натуре – революционер. А вот глава Российской шахматной федерации Андрей Филатов нашел иные резоны. Выступая на Конгрессе ФИДЕ, он высказал мнение, что для развития и популяризации шахмат, для укрепления имиджа мы должны участвовать в столь крупных международных событиях, как выборы президента ФИФА. Так сказать, взять на буксир братскую спортивную федерацию.
Я очень благодарен и Даниелю Ортеге, и Андрею Филатову, и многим другим своим друзьям за веру в меня, за высказанную ими поддержку. И все же, поразмыслив, взвесив все за и против, я принял решение отклонить это предложение.
Я считаю, для меня еще не пришло время сосредоточиться на футболе. Пока не пришло. А что будет завтра – там, за горизонтом, за закатом уходящего дня? По правде говоря, это интересно и мне и самому.