24.03.2017

Победная схватка Кугультинова

Народный поэт Калмыкии. Лауреат Государственной премии СССР (1976).

Герой Социалистического Труда (1990). Автор множества поэм, среди которых «Моабитский узник», «Бунт разума», философской лирики «Жизнь и размышления», сборников стихов «Я твой ровесник», «Прекрасный апрель» и других.
Когда говорят о поэзии Давида Кугультинова, то обычно первым эпитетом идет – «философская». Сам он не спорил.

«Еще бы не философская, – серьезно кивал он своей большой головой, – я с детства был большой философ, даже «Капитал» Маркса начал изучать сразу со второго тома».
Он учился в пятом классе, когда «за активное участие в общественной жизни и ударную работу» получил ценный подарок: отрез на рубашку и второй том «Капитала». Наивность местного начальства может вызвать лишь улыбку, но сам Давид, мальчик обстоятельный, принял подарок всерьез и сразу уселся за изучение великого труда.
Однако с годами, когда философская поэзия Кугультинова обрела славу, курьезный дар обрел символическое значение. Хотя Маркс здесь, в общем-то, и ни при чем. А при чем – совсем другое.
Второй случай, который вспоминается, такой. Ранней осенью 1940 г. на празднование 500-летия эпоса «Джангар» в Элисту съехались деятели культуры со всего Союза. Давиду тогда было 18 лет. О себе, тогдашнем, он впоследствии напишет:

Паренек на блеклом фото...
Взгляд, не знающий заботы,
На меня сверкнул из мглы.
Вот он – я, давнишний, прежний,
Трав зеленых безмятежней...
Я смотрю, и сердце кто-то
Колет кончиком иглы...

Тогда он подружился с выдающимся украинским поэтом Миколой Бажаном, разница в 20 лет для поэтов не имеет значения. И уже на 60-летии Давида Николай Платонович вспоминал, как однажды вечером они гуляли на окраине Элисты, и порыв ветра вместе с увядшей травой и палой листвой поднес к их ногам десятки пожелтевших ломких страниц, покрытых древними письменами, – это были листы из уйгурских, тибетских, китайских, калмыцких книг и рукописей.
Какой постыдный парадокс: к городу, в котором торжественно отмечался полутысячелетний юбилей великого эпоса, ветер принес из степи, от закрытых дацанов, выброшенные за ненадобностью листы древних трудов! Давид кинулся собирать эти листы, на его лице были гнев слезы и боль. Он крепко прижимал их к себе, и его взгляд выражал: «Это мое, этого у меня не отнимете!».
Быть может, тогда-то он, «трав зеленых безмятежней», испытал первую гражданскую боль и гнев. И впоследствии он так часто возвращался в своем творчестве к истории, к фольклору своего народа, писал поэмы, сказки, сказания, словно хотел восполнить потерянное, уничтоженное руками беспамятных соплеменников. Так в поэте начал вызревать боец.
Нет, Маркс все же был ни при чем. Недаром Чингиз Айтматов писал: «К вечной философии бытия Кугультинов пришел издалека, как из нового мира, из колыбели древнего калмыцкого мировосприятия, цельного и эпичного, мудрого и простодушного...».
Впрочем, в его зрелые уже годы, когда он, прежде чем закончить Литературный институт, прошел «университет Великой Отечественной войны» и «строительную академию за Полярным кругом», глядя на его неспешную походку самоуглубленного философа, трудно было угадать в нем далеко не философичный, не «простодушный», а по-настоящему воинственный нрав. Как-то одну короткую победную схватку Кугультинова, поэта и бойца, увидела вся страна.
Дело было в самом начале 90-х на съезде народных депутатов. Речь зашла о том, насколько скудно финансируется культура: получалось что-то около 17 копеек на человека. Выступил какой-то депутат и заявил, что тут и говорить не о чем, есть дела поважней.
Из зала попросил слова Кугультинов. Горбачев пригласил его на трибуну. Вот тут и зал, и миллионы телезрителей увидели, как умеет шагать Давид Кугультинов. Он шел не спеша, откинув голову, словно думая о чем-то своем. Наконец дошел, нагнулся к микрофону и, имея в виду предыдущего оратора, сказал: «Вот видите, кому-то и этих 17-ти копеек не досталось!», – и неспешно отправился обратно.
Тем, кто знаком с поэзией Кугультинова, эта его тактика может что-то напомнить. Дело в том, что большое место в его творчестве занимает книга «Жизнь и размышления», состоящая из хорошо разработанного им жанра двенадцатистиший: спокойная «подводка» из 9-10 строк, и в конце – две-три стремительные, раскрывающие суть строки, «разящие наповал».
По сути, эту стихотворную форму он и разыграл перед депутатами и страной: прошел «9-10 строк» как нужно, не медленней и не быстрей, – и врезал.

Источник

От редакции. Кирсана Илюмжинова – первого президента Республики Калмыкия, президента Международной шахматной федерации (ФИДЕ) – Давид Никитич считал своим учеником. По словам Кугультинова, который знал Илюмжинова с детства, Кирсан Николаевич – прагматик, великолепно образован и интеллигентен.
13 марта Давиду Кугультинову исполнилось бы 95 лет.