В провинциальном, крохотном по московским стандартам городке, школьник Кирсан Илюмжинов был фигурой более чем заметной. Победитель городских и республиканских олимпиад по самым разным предметам, спортсмен, возглавляющий в пятнадцать лет сборную Калмыкии по шахматам – взрослую сборную.
– Кирсан, окончив школу, вы, конечно, поступили в университет…
– Отнюдь. Я поступил рабочим на завод. Мне хотелось попробовать, узнать, смогу ли я быть самим собой не только в оранжерейных условиях. Через год ушел в армию.
Впрочем, что толку рассказывать об армии? Это всем хорошо знакомо. Но каждый, прошедший службу, знает, как там ценятся люди, что-либо из себя представляющие. Поэтому я не удивляюсь, узнав, что службу Кирсан закончил сержантом, заместителем командира взвода, секретарем комитета комсомола, членом сборной округа по шахматам.
– Вернулся после армии на завод, поработал немного и понял – пора поступать. Решился ехать в Москву, в МГИМО.
– Кирсан, мы почти ровесники, и учились в одни и те же годы, что такое престижный вуз, я знаю очень хорошо, сам в таком учился. Вы что, поступили в МГИМО безо всякой помощи, просто приехали и поступили?
– Волосатой лапы у меня никогда не было. Действительно, приехал и поступил, и попал на японское отделение.
В 1987 году Кирсан Илюмжинов был уже старшекурсником и, естественно, популярной в институте личностью – веселый и открытый, в друзьях он имел полкурса, его комнату в общежитии помнят до сих пор – там редко находилось менее двадцати человек одновременно. Кирсан служил этаким живым воплощением «американской мечты» в стенах отечественного института – вот, человек безо всякого блата, «из глубинки», стал одним из лучших студентов самого элитарного московского института и надеждой советской дипломатии.
Но осенью того же года Кирсан выступил на институтском партсобрании – он не понимал, почему крамольные в ту пору речи Ельцина не могут быть напечатаны в газетах, почему нужно создавать ореол секретности вокруг тогдашнего лидера МГК. Кирсан говорил горячо и убежденно, как коммунист – так ему казалось. Остальные коммунисты просто не поняли: может, этого молодого да одаренного ночью на парашюте к нам спустили? Он что, забыл, где живет, или поверил в эти сладкие песни о демократии? Товарищ не понимает. Товарища нужно поправить, помочь ему, объяснить, что в этой жизни почем.
И два сокурсника Илюмжинова, то ли сами, то ли по руководящей подсказке, накатали на Кирсана донос на Лубянку. В этом доносе Кирсан обвинялся по двенадцати пунктам – и шпион, и диверсант, и якобы бутылку коньяка без закуски выпивает.
На дне рождения Кирсана Илюмжинова как всегда было весело и шумно. Те два приятеля весь вечер возились с фотокамерой, и это было нормально – сохранить тот вечер для истории. Никто не знал, что снимки пойдут в КГБ – видите, водку пили, вот, на снимке – бутылка «Сибирской».
Илюмжинов помнит, как прямо у входа в институт его два бравых парня усадили в «Волгу» и привезли на Лубянку. И там, в течение суток, Кирсана допрашивали и просто следователи, и следователи с психологами – признавайся в шпионаже. Кирсан не признался.
Все рухнуло в один день – окончание института, стажировка за рубежом. Вчерашний кумир МГИМО стал изгоем, с ним боялись здороваться. На долгих и нудных заседаниях решались два вопроса – исключать ли Кирсана из МГИМО и гнать ли его из партии. Формулировка: «за нарушение правил социалистического общежития».
– Тогдашний ректор мне говорил – «прекрати сопротивляться, тебе никто не поможет. Прекрати жаловаться, добиваться справедливости, сиди тихо, уезжай из Москвы, а через годик, так и быть, мы тебя тихо восстановим в институте как осознавшего свои ошибки». Я понимал, что такова система, она отработана, но мне всегда было противно принимать те правила игры, которые мне навязывают. Почему я должен что-то там осознавать, если я ни в чем не виноват?! Я знал – или добьюсь справедливости, или я погиб, иначе не умею.
Что ж, ему повезло – он добился своего. Через восемь месяцев Кирсана Илюмжинова восстановили в числе студентов, восстановили на его собственном курсе, и те, кто вчера поливал его грязью, сегодня лезли опять в друзья.
– Зла на МГИМО я не держу, да и на КГБ тоже. Я понимаю – время было такое, система была такой. Передо мной не было другого выхода, я должен был победить.
Дальнейший путь бизнесмена и политика Кирсана Илюмжинова похож на беспрестанное восхождение к звездам. Через тернии, естественно.
Достаточно сказать, что народным депутатом России Кирсан стал именно в том округе, где была самая большая по федерации конкуренция – двадцать один человек на место. Естественно, победил Кирсан, потому что такие люди действительно не могут не побеждать, они просто не приспособлены для вторых ролей. Если же судьба держит их в запасе, то они все равно пробиваются – так в городе сквозь асфальт тянется к солнцу трава.
Конечно, помимо неимоверной работоспособности, умения годами жить в пограничной ситуации, спать по несколько часов и делать десять дел одновременно, люди, подобные Кирсану Илюмжинову, обладают и еще одним даром – талантом твердого, взвешенного расчета, холодного анализа.
На родине, в Калмыкии, Илюмжинов настолько популярен, что его всерьез прочат в президенты республики. В число нынешних друзей Илюмжинова входят такие люди, как Ив Сен-Лоран и Оппенгеймер. Личным состоянием Кирсана я не интересовался, но думаю, что человек он далеко не бедный.
– Понимаешь, – говорит он мне, – я не хочу всех убеждать, что я просто от природы такой везунок. Наоборот, я всегда все стараюсь просчитать, и действую только в пределах собственных сил и возможностей, я не могу допустить, чтобы у меня закружилась голова. В бизнесе, в политике, повсюду, прежде всего, должен быть возведен крепкий фундамент, и потом только возводится за этажом этаж, иначе крыша рухнет.
Крепкими ребятами, да и талантами Русь никогда не была обойдена. Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что последняя наша надежда и заключена как раз в таких людях, как Илюмжинов – спасая себя, они могут спасти всех нас.
Игорь ВОЕВОДИН
4 июля 1992
Источник