Я никогда не ставил цель быть самым авторитетным в классе или подчинить своему влиянию других. Да и попробуй я такое сделать – сразу бы отлупили. Класс у нас был своенравный, абсолютных авторитетов не признавал. Но потому, наверное, что я был инициатором многих вечеров, походов, дискотек, ребята тянулись ко мне. А вот то, что я был отличником, победителем многих олимпиад, мне часто мешало: у меня было постоянно какое-то чувство «вины» перед ребятами. Вместе гуляем, ходим в походы, играем в футбол. Наутро я получаю пятерку, а кто-то из друзей двойку или тройку. Получалось, что я вроде бы где-то схитрил, вывернулся. И когда меня начинали хвалить, я буквально не знал, куда себя деть. Способные, но неуправляемые – таким считался наш класс. Действительно, иногда мы выкидывали коленца, которые приводили учителей в бешенство…Я уверенно шел на золотую, медаль. В такой момент лезть в драку с учителями равносильно самоубийству. Гнусная мыслишка все время билась в голове: «Мне что, больше всех надо? Другие-то тоже молчат…» Кивание на других – это чисто наше, российское. Это от воспитания в духе коллективизма: ты – ноль, а коллектив – сила. А потому не высовывайся, будь как все – винтиком, гаечкой. И если подлость на всех одна, то это вроде бы уже и не подлость, можно ее не замечать. Я – как все, у меня своих мозгов нет, у нас мозги стадные, коллективные. Какой с меня спрос? За групповую драку тебе лет пять впаяют, а за групповую подлость – пардон! Нет у нас такого закона! Даже если ты и промолчал – ну и что? Вся страна семьдесят лет молчала – и ничего, не хватила страну кондрашка!
Да, приходили в голову такие подленькие мыслишки. Но однажды взбунтовалось все внутри, вспыхнуло, взорвалось. Да пропади она пропадом, эта золотая медаль! Все! К черту! Хватит!
Я выступил на собрании. Сказал все, что думаю, о подтасовках, о преследованиях, об обкомовских любимчиках, о том, что это подло.
Кажется, я немного переборщил. Начался скандал с истерикой, валерьянкой, педсоветом. Преподаватели старших классов дружно выступили против меня, стеной стали на защиту мундира. Была подключена тяжелая артиллерия: сразу начались какие-то неприятности у отца на работе, придирки начальства к матери…
Одноклассников по одному вызывали в учительскую, обрабатывали, промывали мозги.
«…Это заговор против школы. Илюмжинов плюнул всем в душу. Чудовищное обвинение… Недостойное поведение Кирсана… Моральный облик комсомольца…» – все это произносилось с пафосом, с дрожью в голосе, с благородным гневом. Ребятам намекали на предстоящие экзамены, требовали отстоять честь школы.
Над моей головой сгустились тучи, засверкали молнии, загрохотали громы. Была срочно подготовлена общественность.
…Меня громили, топтали, но – странное дело – именно в тот момент я был спокоен. Душа была спокойна. Я смотрел на одного парня, который прямо задыхался от возмущения, и с грустью думал: «Вот и расходятся наши дороги. Во сколько сребреников ты оценил себя?»
После «обличения» в мой адрес этому парню уже ниже четверки не ставили. Через два дня, в разговоре один на один, он сказал, отводя глаза:
– Тебе-то что, Кирсан, ты круглый отличник. А мне выкарабкиваться надо. Цель оправдывает средства. С волками жить – по-волчьи выть.
Где он теперь, этот парень? Может, до сих пор воет по-волчьи?
Надо отдать должное, многие ребята поддержали меня тогда.
Скандал учителя быстро замяли, нажали на нужные кнопки, чтобы слухи о нем не вышли за школьные стены, однако своего я добился: ребят, не имеющих влиятельных родителей, «топить» перестали.
Правда, позже мое выступление мне аукнулось: я получил аттестат с отличием, но золотую медаль мне так и не дали. Руководство школы «не успело» вовремя оформить документы. Я, впрочем, не очень огорчился, ибо ожидал худшего…
Начиналась другая, взрослая жизнь…
Кирсан Илюмжинов «Терновый венец президента», 1995
